Легкие способы обучения фонетике английского языка.
Множество студентов и школьников сталкиваются с проблемой, тем, что не понимают фонетику английского языка, однако они демонстрируют успехи в изучении грамматики, лексики, хорошо понимают английский текст и хорошо преодолевают языковой барьер. Почему же так получается, что если носитель языка произнесет два-три слова, мы сталкиваемся с трудностями непонимания? Для этого следует использовать золотое правило в фонетике английского языка.
Ученику стоит попытаться научиться говорить так же, как и носитель языка. Для этого следует уделить огромное внимание изучению фонетики английского языка на начальном этапе. Первое, на что следует обратить внимание, - это сокращения (например, не was not, а wasn’t, то есть произносить быстро и без пауз и менять грамматическую конструкцию (вместо I’m going to - I’m gonna).
Еще один способ максимально приблизиться к английской фонетике - это просмотр фильмов на английском языке, при этом важно слышать английскую речь, для удобства можно использовать субтитры на русском языке, чтобы вникнуть в суть фильма. Можно также прослушивать англоязычные песни у себя на плеере, или в машине.
Данный продукт выпустила компания Jolly Learning Ltd. Основная цель – обучить детей чтению. Методика активно используется по всему миру. Программа состоит из следующих элементов: activity book, finger phonics, parent/teacher guide, pupil book, workbook, writing practice, songs.
Как известно, Карл у Клары украл кораллы, а Карла у Клара украла кларнет. Но не все счастье заключается в кларнете. Счастье заключается в правильно поставленной дикции, а также британско-американском акценте, который нам и придется сегодня выработать с помощью многочисленных скороговорок.
Диалект – нестандартный язык, который имеет свои особенности и, отличаясь от стандартного варианта, широко используется в определенной местности. Сегодня мы разберемся с тем, как научиться различать, с каким из диалектов мы имеем дело, и стоит ли изучать каждый отдельный диалект в системе английского языка. Кроме того у вас появится уникальная возможность узнать, чем же множественные диалекты отличаются друг от друга.
Наверняка, начав свое знакомство с английским языком, вы заметили, что этот язык имеет значительную разницу между тем, как слово пишется и произносится. В отличии от наших славянских языков, в английском языке слова редко когда читаются так же, как и пишутся. Именно поэтому в изучение английского входит ознакомление с фонетикой речи.
Тысячу обид я безропотно вытерпел от Фортунато, но, когда он нанес мне оскорбление, я поклялся отомстить. Вы, так хорошо знающий природу моей души, не думаете, конечно, что я вслух произнес угрозу. В конце концов я буду отомщен: это было твердо решено, - но самая твердость решения обязывала меня избегать риска. Я должен был не только покарать, но покарать безнаказанно. Обида не отомщена, если мстителя настигает расплата. Она не отомщена и в том случае, если обидчик не узнает, чья рука обрушила на него кару.
Ни словом, ни поступком я не дал Фортунато повода усомниться в моем наилучшем к нему расположении. По-прежнему я улыбался ему в лицо; и он не знал, что теперь я улыбаюсь при мысли о его неминуемой гибели.
У него была одна слабость, у этого Фортунато, хотя в других отношениях он был человеком, которого должно было уважать и даже бояться. Он считал себя знатоком вин и немало этим гордился. Итальянцы редко бывают истинными ценителями. Их энтузиазм почти всегда лишь маска, которую они надевают на время и по мере надобности, - для того, чтобы удобнее надувать английских и австрийских миллионеров. Во всем, что касается старинных картин и старинных драгоценностей, Фортунато, как и прочие его соотечественники, был шарлатаном; но в старых винах он в самом деле понимал толк. Я разделял его вкусы: я сам высоко ценил итальянские вина и всякий раз, как представлялся случай, покупал их помногу.
Однажды вечером, в сумерки, когда в городе бушевало безумие карнавала, я повстречал моего друга. Он приветствовал меня с чрезмерным жаром, - как видно, он успел уже в этот день изрядно выпить; он был одет арлекином: яркое разноцветное трико, на голове остроконечный колпак с бубенчиками. Я так ему обрадовался, что долго не мог выпустить его руку из своих, горячо ее пожимая.
Я сказал ему:
Дорогой Фортунато, как я рад, что вас встретил. Какой у вас цветущий вид. А мне сегодня прислали бочонок амонтильядо; по крайней мере, продавец утверждает, что это амонтильядо, но у меня есть сомнения.
Что? - сказал он. - Амонтильядо? Целый бочонок? Не может быть! И еще в самый разгар карнавала!
У меня есть сомнения, - ответил я, - и я, конечно, поступил опрометчиво, заплатив за это вино, как за амонтильядо, не посоветовавшись сперва с вами. Вас нигде нельзя было отыскать, а я боялся упустить случай.
Амонтильядо!
У меня сомнения.
Амонтильядо!
И я должен их рассеять.
Амонтильядо!
Вы заняты, поэтому я иду к Лукрези, Если кто может мне дать совет, то только он. Он мне скажет…
Лукрези не отличит амонтильядо от хереса.
А есть глупцы, которые утверждают, будто у него не менее тонкий вкус, чем у вас.
В ваши погреба.
Нет, мой друг. Я не могу злоупотреблять вашей добротой. Я вижу, вы заняты. Лукрези…
Я не занят. Идем.
Друг мой, ни в коем случае. Пусть даже вы свободны, но я вижу, что вы жестоко простужены. В погребах невыносимо сыро. Стены там сплошь покрыты селитрой.
Все равно, идем. Простуда - это вздор. Амонтильядо! Вас бессовестно обманули. А что до Лукрези - он не отличит хереса от амонтильядо.
Говоря так, Фортунато схватил меня под руку, и я, надев черную шелковую маску и плотней запахнув домино, позволил ему увлечь меня по дороге к моему палаццо.
Никто из слуг нас не встретил. Все они тайком улизнули из дому, чтобы принять участие в карнавальном веселье. Уходя, я предупредил их, что вернусь не раньше утра, и строго наказал ни на минуту не отлучаться из дому. Я знал, что достаточно отдать такое приказание, чтобы они все до единого разбежались, едва я повернусь к ним спиной.
Я снял с подставки два факела, подал один Фортунато и с поклоном пригласил его следовать за мной через анфиладу комнат к низкому своду, откуда начинался спуск в подвалы. Я спускался по длинной лестнице, делавшей множество поворотов; Фортунато шел за мной, и я умолял его ступать осторожней. Наконец мы достигли конца лестницы. Теперь мы оба стояли на влажных каменных плитах в усыпальнице Монтрезоров.
Мой друг шел нетвердой походкой, бубенчики на его колпаке позванивали при каждом шаге.
Где же бочонок? - сказал он.
Он повернулся и обратил ко мне тусклый взор, затуманенный слезами опьянения.
Селитра? - спросил он после молчания.
Селитра, - подтвердил я. - Давно ли у вас этот кашель?
Кха, кха, кха! Кха, кха, кха! Кха, кха, кха!
В течение нескольких минут мой бедный друг был не в силах ответить.
Это пустяки, - выговорил он наконец.
Нет, - решительно сказал я, - вернемся. Ваше здоровье слишком драгоценно. Вы богаты, уважаемы, вами восхищаются, вас любят. Вы счастливы, как я был когда-то. Ваша смерть была бы невознаградимой утратой. Другое дело я - обо мне некому горевать. Вернемся. Вы заболеете, я не могу взять на себя ответственность. Кроме того, Лукрези…
Довольно! - воскликнул он. - Кашель - это вздор, он меня не убьет! Не умру же я от кашля.
Конечно, конечно, - сказал я, - и я совсем не хотел внушать вам напрасную тревогу. Однако следует принять меры предосторожности. Глоток вот этого медока защитит вас от вредного действия сырости.
Я взял бутылку, одну из длинного ряда лежавших посреди плесени, и отбил горлышко.
Выпейте, - сказал я, подавая ему вино.
Он поднес бутылку к губам с цинической усмешкой. Затем приостановился и развязно кивнул мне, бубенчики его зазвенели.
Я пью, - сказал он, - за мертвецов, которые покоятся вокруг нас.
А я за вашу долгую жизнь.
Эти склепы, - сказал он, - весьма обширны.
Монтрезоры старинный и плодовитый род, - сказал я.
Я забыл, какой у вас герб?
Большая человеческая нога, золотая, на лазоревом поле. Она попирает извивающуюся змею, которая жалит ее в пятку.
А ваш девиз?
Недурно! - сказал он.
Глаза его блестели от выпитого вина, бубенчики звенели. Медок разогрел и мое воображение. Мы шли вдоль бесконечных стен, где в нишах сложены были скелеты вперемежку с бочонками и большими бочками. Наконец мы достигли самых дальних тайников подземелья. Я вновь остановился и на этот раз позволил себе схватить Фортунато за руку повыше локтя.
Селитра! - сказал я. - Посмотрите, ее становится все больше. Она, как мох, свисает со сводов. Мы сейчас находимся под самым руслом реки. Вода просачивается сверху и каплет на эти мертвые кости. Лучше уйдем, пока не поздно. Ваш кашель…
Кашель - это вздор, - сказал он. - Идем дальше. Но сперва еще глоток медока.
Я взял бутылку деграва, отбил горлышко и подал ему. Он осушил ее одним духом. Глаза его загорелись диким огнем. Он захохотал и подбросил бутылку кверху странным жестом, которого я не понял.
Я удивленно взглянул на него. Он повторил жест, который показался мне нелепым.
Вы не понимаете? - спросил он.
Нет, - ответил я.
Значит, вы не принадлежите к братству.
Вольных каменщиков.
Нет, я каменщик, - сказал я.
Вы? Не может быть! Вы вольный каменщик?
Да, да, - ответил я. - Да, да.
Знак, - сказал он, - дайте знак.
Вот он, - ответил я, распахнув домино и показывая ему лопатку.
Вы шутите, - сказал он, отступая на шаг. - Однако где же амонтильядо? Идемте дальше.
Пусть будет так, - сказал я, пряча лопатку в складках плаща и снова подавая ему руку. Он тяжело оперся на нее. Мы продолжали путь в поисках амонтильядо. Мы прошли под низкими арками, спустились по ступеням, снова прошли под аркой, снова спустились и наконец достигли глубокого подземелья, воздух в котором был настолько сперт, что факелы здесь тускло тлели, вместо того чтобы гореть ярким пламенем.
Эдгар Аллан По
БОЧОНОК АМОНТИЛЬЯДО
Тысячу обид я безропотно вытерпел от Фортунато, но, когда он нанес мне оскорбление, я поклялся отомстить. Вы, так хорошо знающий природу моей души, не думаете, конечно, что я вслух произнес угрозу. В конце концов я буду отомщен: это было твердо решено, - но самая твердость решения обязывала меня избегать риска. Я должен был не только покарать, но покарать безнаказанно. Обида не отомщена, если мстителя настигает расплата. Она не отомщена и в том случае, если обидчик не узнает, чья рука обрушила на него кару.
Ни словом, ни поступком я не дал Фортунато повода усомниться в моем наилучшем к нему расположении. По-прежнему я улыбался ему в лицо; и он не знал, что теперь я улыбаюсь при мысли о его неминуемой гибели.
У него была одна слабость, у этого Фортунато, хотя в других отношениях он был человеком, которого должно было уважать и даже бояться. Он считал себя знатоком вин и немало этим гордился. Итальянцы редко бывают истинными ценителями. Их энтузиазм почти всегда лишь маска, которую они надевают на время и по мере надобности, - для того, чтобы удобнее надувать английских и австрийских миллионеров. Во всем, что касается старинных картин и старинных драгоценностей, Фортунато, как и прочие его соотечественники, был шарлатаном; но в старых винах он в самом деле понимал толк. Я разделял его вкусы: я сам высоко ценил итальянские вина и всякий раз, как представлялся случай, покупал их помногу.
Однажды вечером, в сумерки, когда в городе бушевало безумие карнавала, я повстречал моего друга. Он приветствовал меня с чрезмерным жаром, - как видно, он успел уже в этот день изрядно выпить; он был одет арлекином: яркое разноцветное трико, на голове остроконечный колпак с бубенчиками. Я так ему обрадовался, что долго не мог выпустить его руку из своих, горячо ее пожимая.
Я сказал ему:
Дорогой Фортунато, как я рад, что вас встретил. Какой у вас цветущий вид. А мне сегодня прислали бочонок амонтильядо; по крайней мере, продавец утверждает, что это амонтильядо, но у меня есть сомнения.
Что? - сказал он. - Амонтильядо? Целый бочонок? Не может быть! И еще в самый разгар карнавала!
У меня есть сомнения, - ответил я, - и я, конечно, поступил опрометчиво, заплатив за это вино, как за амонтильядо, не посоветовавшись сперва с вами. Вас нигде нельзя было отыскать, а я боялся упустить случай.
Амонтильядо!
У меня сомнения.
Амонтильядо!
И я должен их рассеять.
Амонтильядо!
Вы заняты, поэтому я иду к Лукрези, Если кто может мне дать совет, то только он. Он мне скажет…
Лукрези не отличит амонтильядо от хереса.
А есть глупцы, которые утверждают, будто у него не менее тонкий вкус, чем у вас.
В ваши погреба.
Нет, мой друг. Я не могу злоупотреблять вашей добротой. Я вижу, вы заняты. Лукрези…
Я не занят. Идем.
Друг мой, ни в коем случае. Пусть даже вы свободны, но я вижу, что вы жестоко простужены. В погребах невыносимо сыро. Стены там сплошь покрыты селитрой.
Все равно, идем. Простуда - это вздор. Амонтильядо! Вас бессовестно обманули. А что до Лукрези - он не отличит хереса от амонтильядо.
Говоря так, Фортунато схватил меня под руку, и я, надев черную шелковую маску и плотней запахнув домино, позволил ему увлечь меня по дороге к моему палаццо.
Никто из слуг нас не встретил. Все они тайком улизнули из дому, чтобы принять участие в карнавальном веселье. Уходя, я предупредил их, что вернусь не раньше утра, и строго наказал ни на минуту не отлучаться из дому. Я знал, что достаточно отдать такое приказание, чтобы они все до единого разбежались, едва я повернусь к ним спиной.
Я снял с подставки два факела, подал один Фортунато и с поклоном пригласил его следовать за мной через анфиладу комнат к низкому своду, откуда начинался спуск в подвалы. Я спускался по длинной лестнице, делавшей множество поворотов; Фортунато шел за мной, и я умолял его ступать осторожней. Наконец мы достигли конца лестницы. Теперь мы оба стояли на влажных каменных плитах в усыпальнице Монтрезоров.
Мой друг шел нетвердой походкой, бубенчики на его колпаке позванивали при каждом шаге.
Где же бочонок? - сказал он.
Он повернулся и обратил ко мне тусклый взор, затуманенный слезами опьянения.
Селитра? - спросил он после молчания.
Селитра, - подтвердил я. - Давно ли у вас этот кашель?
Кха, кха, кха! Кха, кха, кха! Кха, кха, кха!
В течение нескольких минут мой бедный друг был не в силах ответить.
Это пустяки, - выговорил он наконец.
Нет, - решительно сказал я, - вернемся. Ваше здоровье слишком драгоценно. Вы богаты, уважаемы, вами восхищаются, вас любят. Вы счастливы, как я был когда-то. Ваша смерть была бы невознаградимой утратой. Другое дело я - обо мне некому горевать. Вернемся. Вы заболеете, я не могу взять на себя ответственность. Кроме того, Лукрези…
Довольно! - воскликнул он. - Кашель - это вздор, он меня не убьет! Не умру же я от кашля.
Конечно, конечно, - сказал я, - и я совсем не хотел внушать вам напрасную тревогу. Однако следует принять меры предосторожности. Глоток вот этого медока защитит вас от вредного действия сырости.
Я взял бутылку, одну из длинного ряда лежавших посреди плесени, и отбил горлышко.
Выпейте, - сказал я, подавая ему вино.
Он поднес бутылку к губам с цинической усмешкой. Затем приостановился и развязно кивнул мне, бубенчики его зазвенели.
Я пью, - сказал он, - за мертвецов, которые покоятся вокруг нас.
А я за вашу долгую жизнь.
Эти склепы, - сказал он, - весьма обширны.
Монтрезоры старинный и плодовитый род, - сказал я.
Я забыл, какой у вас герб?
Большая человеческая нога, золотая, на лазоревом поле. Она попирает извивающуюся змею, которая жалит ее в пятку.
А ваш девиз?
Недурно! - сказал он.
Глаза его блестели от выпитого вина, бубенчики звенели. Медок разогрел и мое воображение. Мы шли вдоль бесконечных стен, где в нишах сложены были скелеты вперемежку с бочонками и большими бочками. Наконец мы достигли самых дальних тайников подземелья. Я вновь остановился и на этот раз позволил себе схватить Фортунато за руку повыше локтя.
